Что-то произошло. Произошло что-то ужасное, чего невозможно было предвидеть и к чему сложно было подготовиться. В сентябре 1939 года Россия и Германия разделили Польшу на две сферы влияния. Немцы атаковали Польшу с запада 1 сентября 1939 года. Они не дошли далеко до того места, где находился Гжетл. Начиная с 1 сентября 1939 года, многие люди, спасающиеся бегством из Германии, проходили через Гжетл, направляясь к территориям восточной границы, пытаясь держаться подальше от наступающих немцев. Большинство людей Гжетла были в панике; им некуда было идти, некуда спасаться бегством, и не с чем бежать. Но они знали, что немцы приближались, и они знали,что жизнь под властью немцев будет плохой, очень плохой.
На фоне этого прибытие советских войск с востока было неожиданным и считалось чудом евреями Гжетла и в близлежащих территорий. Они знали, что к евреям в России относились довольно хорошо. Советы двигались быстро, чтобы установить свою власть, отдавая территорию под военное управление под командой советского коммендата и заменяя судебное право, заменяя полицию русскими и украинцами, которым советская власть могла доверять. Но евреев Гжетла переполняло чувство облегчения: власть принадлежала Советам, а не немцам. Большинство евреев, включая семью Рубина, были намерены воспользоваться выгодой ситуации, пока длилась война. Несмотря на нехватку еды и неудобства, которые приносила им война, они были готовы вынести неприятности в обмен на относительную безопасность.
У Советских войск и коммунистических лидеров , тем не менее, были свои собственные планы, отличающиеся от просто того, чтобы управлять территорией. Главным коммунистическим планом было сделать Польшу коммунистическим государством, с Россией в качестве главного коммунистического партнера. Этот план проявил себя в течении нескольких месяцев со дня прибытия Советов, через арест целых семей, которые считались «капиталистическими эксплуататорами». Данное понятие включало в себя целые семьи евреев в Гжетле, которые тяжело работали, чтобы завоевать репутацию, иногда через несколько «поколений, и которые стали теперь такими «богатыми», что могли нанять одного или двух поляков, или несколько других евреев; или же которые работали, чтобы иметь достаточные источники, для того, чтобы в случае, если какой-нибудь поляк, который хотел одолжить немного злотых, чтобы оплатить квартирную плату» мог прийти к этому еврею за кратковременным займом. Таких семей в Гжетле было 12 или 15. Но коммунисты все равно боялись… Чего? Они боялись, что даже такое количество семей могло значительно помешать реализации великого коммунистического плана. И их выселяли, выселяли в Сибирь на вечное существование… Им не давали ничего брать собой, лишь котомку с самыми необходимыми вещами. Что с ними происходило в Сибири, я считаю, не надо лишний раз говорить. Очень хорошо описал условия жизни в Сибири великий писатель Солженицын. Но не в обиду ему будет сказано, что его рассказ все-таки не был таким правдивым… Ведь на самом деле… Нет, пусть будет так, чему мы привыкли верить.
Вернемся к нашему рассказу. С октября 1939 года до июня 1941 года Советы правили в Гжетле. Нет, это не была оккупация, но тем не менее жизнь евреев в Гжетле в этот период можно назвать одним словом «ограничение». Рубин и его родители, и сестры часто думали о том, чтобы навсегда покинуть этот город, отрезвляла сознание только мысль о том, что на самом деле происходило в Европе. В семье было мало, если, не сказать вообще не было ничего ценного, что сразу можно было перевести в наличные деньги. Польскую валюту неохотно принимали в Европе, а у семьи Пински ее практически не было. Их дом имел ценность, но только для другого еврея, но ни у кого было денег. У средней еврейской семьи в Дятлово было мало драгоценностей, возможно кольцо или золотой браслет, и Пински тоже были не в лучшем положении, чем середняки. Кроме этого, если у них и были деньги, то куда они могли бежать? Советские власти перекрыли возможность поступления новостей с других частей Польши. Достаточное количество новостей, поступающее или от беженцев, или из писем, позволяли им узнавать, что остальная часть Польши находилась или под советской, или польской оккупацией. Другие граничащие страны были тоже оккупированы, и не было ничего, что могло бы заставить их думать, что евреев будут рады приветствовать или впустить в страны, которые считались нейтральными, подобно Швейцарии. Как можно было туда добраться, даже если бы границы были открыты? Разрешение на выезд в то время требовались на все поездки . Любого, кто был бы пойман без такого разрешения, преследовали бы в судебном порядке. Нет, единственным реальным шансом для семьи Пинских, как и для сотен тысяч других польских еврейских семей, было остаться и прилагать все усилия, чтобы выжить под властью советов. По-меньшей мере у них была семья, большинство друзей и знакомое окружение. Они будут пережидать войну, а когда она закончится, они будут вместе, чтобы начать строить всё заново. Но этому не суждено было сбыться. Отец Рубина – Барух Липпа - понял, что надо было чуточку изменить тот способ, каким он вёл свой бизнес, для того, чтобы не быть обвинённым в том, что он был капиталистическим «середняком»
Барух Липпа продолжал покупать зерно у окружающих фермеров, но вместо того, чтобы продавать его на рынке еженедельно, он продавал зерно прямо советским властям, которые распределяли его солдатам и в магазины, которые принадлежали государству. Прибыль от продажи была маленькая, но таким образом Барух Липпа мог кормить свою семью, в придачу к картошке, которую он выращивал, и к выпечке, которую он продолжал продавать. Во время советской власти антисемитизм официально был запрещён. Солдаты не очень беспокоили евреев, а те поляки, у которых было чувство антисемитизма вели себя очень даже положительно. Время, когда у власти находились советы шло, и жизнь приобрела определённую норму, ритм, которые были более или менее сносными. Советская власть не терпела религии, называя её «опиум для народа». Поэтому евреи боялись открыто показывать свои религиозные взгляды. Но в святые дни евреи ходили в синагогу на службу и не работали. Это было бы слишком большим оскорблением не пойти, и служители советской власти «закрывали на это глаза».
Большие праздники Рош Хашана и Йом Kиппер праздновались в середине сентября 1940 года. К тому времени советы были у власти почти год. Евреи чувствовали себя немного смелее, и позволяли себе что-то такое, чего бы они не позволили себе несколькими месяцами раньше. Они почувствовали, что Советы не были монстрами, и что они могли не угодить советской власти, чтобы избежать гнева господа. Это сработало, и несколько самых набожных евреев начали ходить в синагогу во время Саббата.
Представители советской власти рассердились, но ничего не сделали, кроме того, что отругали религиозных евреев за такое безрассудство. С октября 1940 года до июня 1941 евреи в Гжетла чувствовали себя довольно-таки неплохо в этой войне.
Так как все религиозные школы были закрыты, Рубин понял, что он вообще может не стать раввином. Ему нужно было начинать думать о какой-нибудь карьере. В начале 1940 года брат Рубина, Херцл или Гарри, как его потом называли, был призван в Советскую армию, как и все другие юноши призывного возраста. Гарри уже исполнилось 18 лет, и хотя он и был не высокого роста, у него не было хорошей отговорки, чтобы не пойти в армию, хотя сражаться на стороне Советской власти и не стояло высоко во главе амбициозных желаний семьи Пински. Тем не менее многие Советские офицеры и солдаты из обширной Советской империи, а позже и с оккупированной Польши были евреями. Были даже Советские генералы, которые были евреями, но не признавались в этом. Для того чтобы получит повышение в звании, необходимо было пожертвовать интересами религии. Большинство евреев, которые были достаточно амбициозными для того, что занять посты в советской армии, не нужно было убеждать. Они были мирянами, особенно те, которые жили в самой России. Миряне, конечно же, не были достаточно сильны. Многие из них фактически были коммунистами или верующими в то, что коммунизм спасет мир. Гарри тоже верил в это. Он видел могущества Советской армии, он слышал разговоры о положении евреев в Польше (он не знал и половины этого), и он видел, что Советский Союз был явной альтернативой польскому режиму. Прожив некоторое время под руководством Советской власти, он и другие видели, что существовала возможность заставить советскую систему работать на них и им подобным. Для него коммунизм начал казаться лучшим выходом, чем альтернативы, и возможно, находясь в армии, он и другие смогли бы влиять на Советы. Поэтому, когда его призвали в армию, он не сопротивлялся, и пошел служить в Советскую армию. Ему сказали, что его семья сможет видеться с ним почти каждый месяц, когда его будут отпускать в увольнение. Армейская жизнь не была самой плохой, т.к Россию волновало происходящее в мире, хотя открыто этого не показывали. Положение в оккупированной Польше было не лучше. То, что человек был солдатом, ему давало кое-какие привилегии, но их было не очень много.
Рубин, в свою очередь был слишком молод, чтобы вступить в армию, а также, по природе, не был таким прагматичным и советским, как его брат. Рубин решил, что он должен продолжить свою учебу и хотел получить должность служащего, когда он достигнет соответствующего возраста. Навык, который был необходим для такой карьеры, был хорошей помощью в письменном и разговорном языке. Никто не мог получить канцелярской должности, если он не мог общаться с представителями советской власти на их родном языке. Рубин хорошо усвоил языки. Он уже хорошо говорил на русском языке, а также на идиш и на иврите, мог свободно разговаривать на польском, а также имел некоторые поверхностные знания других славянских языков. Он должен был закончить учебу в конце июня 1941 года, будучи компетентным в общении с теми, кто говорил на русском языке; он мог бы быть и польским служащим, который бы с легкостью вел дела с евреями, говорящими как на польском, так и на идише. Ответственная работа, которая могла поддержать семью, казалась реальной возможностью. Но его мечте не суждено было сбыться…